"... Бруно сделал усилие, чтобы сдержать слезы. Странное дело, сдерживая их, устало размышлял он, слезы живут где-то в глубине глаз, ты ощущаешь, как они копошатся там, внутри, точно муравьи. Затем наступает лёгкая разъедающая слабость от теплого прилива, который все прибывает, и вот уже влага струится по щекам. Слезы почти не приносили облегчения."


длинное, но чертовски интересное про Бога.

"- Странный ты парень, Найджел. Ты ведь верующий, ты веришь в НЕГО.
- В НЕГО? Да.
- Удивительно, как он меняется. Когда я был маленьким, - говорил Бруно, - Бог представлялся мне необъятной пустотой, как небо, да он, возможно, и был в моем представлении небом с его бесконечным дружелюбием, покровительством и любовью к детям. Мне вспоминается мама с указающим вверх перстом и чувство необыкновенной защищенности и счастья, которое я испытывал. Я не особенно много размышлял об Иисусе Христе, хотя, скорее всего, просто я, не задумываясь, в него верил. Но дарило мне счастье и защищало меня огромное пустое яйцо неба. Сам я казался себе сжавшимся комочком внутри этого яйца. Потом, когда я начал наблюдать за пауками, все изменилось. Знаешь, Найджел, есть такой паук amaurobius, он обитает в норке и обзаводится потомством в конце лета, а с наступлением морозов умирает; его потомство переживает холода, питаясь мертвым телом родительницы. Трудно поверить, что тут нет чьего-то умысла. Не знаю, представлял ли я себе дело так, что это всё воля Божья, но каким-то образом ОН связывался для меня с этим amaurobius, он сам был amaurobius или теми пуками, которых я наблюдал ночью при свете электрического фонарика. Это было дивно, ни с чем несравнимо, божственно - созерцать пауков, живущих своей, ни на что не похожей жизнью. Позже, в юности, Бог ассоциировался у меня с чувствами. Я думал, что Бог - это любовь, огромная любовь, которая покрывает землю большими влажными поцелуями и все устраивает к лучшему. Я виделся себе преображенным, очищенным, возвышенным. Я никогда не задумывался о порочности, но в те времена я был непорочен. Я был лучезарно молод. Жил исключительно своими чувствами. Я любил Бога, был влюблен в него, и повсюду в мире царила любовь. Всюду был Бог. Потом он перестал представляться таким всеблагим, сделался суше, мельче, походил уже на чиновника, издабщего законы. Нужно было жить с оглядкой на него. Он напоминал теперь клерка, который выписывает чеки и счета. Я больше не любил Бога, онстал наводить на меня уныние, И вот он совершенно отступился от меня, он повел себя как женщина, которую разлюбили, хотя иногда я и встречался с ним - в большей частью в деревенских церквах, будучи один, я неожиданно обнаруживал его там. В эти встречи он приобретал иное обличье. Он уже не походил на чиновника, а был растерянным и трогательным, пожалуй, слегка сумасшедшим и каким-то маленьким. Я испытывал к нему жалость. Если бы можно было взять его за руку, я бы повел его, как ребенка. Все же он обитал где-то, в каких-то норах и щелях и порой я испытывал удивление, натыкаясь на него там. Потом опять он скрылся и представлялся мне уже не более чем плодом художествнного вымысла, древней легендой, литературным персонажем.
<....>
- Неважно, что ОН такое.
- Может быть, Бог - это именно секс. Любая энергия имеет сексуальное начало. Как ты думаешь, Найджел?
- Может, и секс, не важно что.
- А если это так, то как же мы можем быть спасены?
- Да и это неважно.
- Что пделаешь, - сказал Бруно, - я хочу быть спасенным. Ты любишь ЕГО, Найджел?
- Да, я люблю ЕГО.
- За что?
- Он заставляет меня страдать.
- И ты любишь ЕГО за это?
- Я люблю страдания.
Помолчав, Бруно сказал:
- На мой взгляд, каждый походит на то, что любит. Или любит подобное себе. У каждого свой бог.
<...>
- Ты почти всё понимаешь, Найджел.
- Я все люблю.
- Но ты не понимаешь, что такое смерть. Знаешь, что мне кажется? - сказал Бруно, пристально глядя на халат, едва различимый в тусклом свете. - Мне кажется, Бог - это смерть. Да. Бог - это смерть."